Далекое - близкое

Да разве сердце позабудет?

Татьяна Ивановна Голубева, учитель русского языка и литературы Шипуновской школы, никогда не писала в районную газету. Но накануне Дня Победы не могла больше сдерживать в себе все чувства и эмоции.

- Может быть, и не надо бередить раны, - признается Татьяна Ивановна, - ведь о войне, кажется, уже все сказано. Но что-то беспокоит внутри и хочется, зная о тех событиях из первых уст, рассказать еще раз всем детям, их родителям, землякам-сингульцам, да самой себе о том, что мы не имеем права забывать…

Дядя Ваня

- На память приходит рядовой случай из жизни моей семьи. Все собрались к ужину. Столько много нас, непоседливых, крикливых! Сколько впечатлений от прожитого дня! Мишка, предпоследний из четырех моих братьев, просто бредит лошадьми. Рассказывает, как они с Федькой Шоршневым хотели поближе подобраться к стойлам и хорошенько рассмотреть жеребцов-красавцев. «А тут Иван Галявин показался – мы как деранули оттуда». Мама, прервав немудреный рассказ ребенка, спрашивает: «А ты пошто, сынок, его так зовешь?»

- Дак, он и есть Иван Галявин!

- Для тебя - «дядя Ваня», - с нажимом говорит мать. - Он взрослый, войну прошел, вернулся израненным, больным. Видел, как он таблетки глотает?

С тех пор из уст брата я слышала только теплое «дядя Ваня». А мама еще называла его «умственным человеком», скромным по должности, но первым по своим душевным качествам. Ни разу я не видела его в гневе. А за плечами - опыт войны. До Эльбы дошел, получил многочисленные ранения. Кусочек свинца так и проносил внутри себя на пятимиллиметровом расстоянии от легких. Он страшно его беспокоил. Иван Никитич умер в 1968 году, в 44 года, лишь наполовину совершив естественный путь «от рождения до тризны». Как жаль!..

Три войны

В этом же году умер Шоршнев Федор Артамонович. О его военной истории мы узнали от сына Федора. Никаких сведений в книге «Солдаты Победы» о дяде Феде нет. А боевой путь его начался с финской, «войны незнаменитой», прошел через Великую Отечественную и закончился на востоке. Остался жив, но какое бремя физической боли испытывал! Разламывало голову, корежило тело. Тогда он начинал ходить из угла в угол. – даже лежать не мог. А еще бремя забот о семье! Могла ли скромная пенсия решить материальные проблемы большого семейства? Но ведь на то они и богатыри – снаружи тщедушные, а изнутри исполины!

Приступы проходили, пусть на короткое время, и он становился общительным и приветливым. Мы, ребятишки, как горох, сыпались в их избу. Отвечал он на все наши вопросы, шутил. Но одна тема для него была запретной – война. «Так и не услышал я от нашего папки рассказов о том времени», - закончил свои скупые воспоминания Федор.

А с фотографии, которую любезно представил его сын, на нас смотрит красивое, молодое лицо солдата. Я вспоминаю другое, измученное болезнью лицо дяди Феди, мысленно сравниваю и скорблю. Ох, война…

Отметина

Сурово обошлась война и с моим дядей – Ощепковым Иваном Яковлевичем, который ушел на фронт добрым молодцем, а вернулся изувеченным: потерял правую руку. До того из рук у него ничего не выпадывало! Сметлив и мудр был. С молодости его по имени-отчеству величали. Служил он, вспоминает его жена, Василиса Еферьевна, в армии Рокоссовского, в разведчиках. «Ходил по краю жизни», - говорит она. Рассказывал, как небольшой группой отправлялись в тыл врага, где на каждом шагу их подстерегала опасность. Имел серьезные награды: орден Красной Звезды и несколько медалей. Не смирился со своим увечьем, работал в лесничестве, научился управлять шуйцей (левой рукой в просторечии - ред.). Противопоставил физическому изъяну свою нравственную мощь и человеческую сущность. Даже охотничать приспособился и приносил иногда больше всех добычи, щедро делясь с семьей сестры, моей мамы.

Он «опередил» своих односельчан на целых семь лет, уйдя из жизни в 37. Дочь его, Таня, вспоминает, как ей не хватало отца, как всю жизнь она мысленно с ним разговаривала, а младший ее брат Саша, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту, начал называть папкой нашего отца.

Очень ясно представляю облик Ивана Алфимовича Засухина, возвратившегося с войны с культей. Такой был скромный человек, шутник. Работал завхозом. В том краю, где жил дядя Ваня Засухин, стоял и дом Василия Федотовича Кузьменко. На лбу у него, ближе к виску, я всегда замечала глубокую вмятину - отметину о войне. Полученные контузии затрудняли речь. Но когда он пел, это совершенно не чувствовалось.

Русский характер

Хочется рассказать еще об одном человеке, моем свекре – Голубеве Николае Павловиче. Я знала, что на войне он был минометчиком, что по воле рока оказался в фашистском плену, что освободили его и многих других советские войска. Вспоминается случай, который произошел с ним и его дочерью. Было это накануне свадьбы сына. Клава приехала в Саларевку, где жили родители моего мужа. Конечно же, разговор вращался вокруг свадьбы. Золовка предложила, что, может быть, папа похлопочет, обратится с просьбой в партком – не откажут – ведь он же ветеран. Намекнула, что хорошим подарком молодым стал бы ковер. Николай Павлович тихонько выдавил из себя: «Я за ковры не воевал». Вот оно, истинное лицо настоящего русского человека, сохранившего в себе нравственную чистоту, не ожесточившегося, даже когда к нему поначалу отнеслись с недоверием. Как и ко всем военнопленным.

Песня о пулеметчике

Учитель Вурдов Арсений Сергеевич в Сингуль приехал вместе с семьей в самом начале 60-х годов и как-то органично вписался в естественный, привычный быт деревни. Строгий, с военной выправкой, в опрятном темном костюме, с черными вьющимися волосами, глазами-лучиками, так и пронизывающими тебя. Мы ходили за ним по пятам. Объявил поход в лес – мы с ним. Напомнил о репетиции – мы тут как тут. Сцена деревенского клуба никогда не пустовала. Сколько концертов было проведено, и все под его руководством. С ним задорная песня о пулеметчике звучала маршем:

Наш пулемет, в бою горячий,

Не остывает никогда.

А пулеметчик, парень бравый,

Не отступает никогда!

Откуда нам было знать, что эта песня вместе с Арсением Сергеевичем «прошагала» от начала войны до ее завершения, поднимая настроение, вдохновляя на подвиг, давая силы. Он добровольцем ушел на фронт из 10 класса, приписав себе лишний год. Участвовал в стодневной осаде Будапешта, форсировал Днепр, на волосок от смерти был не однажды. Я уверена, что каждый из нас слышал первую строчку стихотворения Юлии Друниной: «Я только раз видала рукопашный…». Так вот Арсений Сергеевич не «видал», а участвовал, был с автоматом в руках, его противник – с гранатой. Так случилось, что разорвавшаяся граната не уничтожила Арсения Сергеевича, а обдала горячим дождем осколков, все лицо было начинено ими.С этими зарубками он и жил. А песню о пулеметчиках разучивали потом несколько поколений сингульских школьников.

Солдатки

Вот такие они, солдаты Победы. Настоящие мужчины. Но никто и никогда не станет оспаривать, имея в виду опыт Великой Отечественной, что у войны – не женское лицо. Поэтому хочется низко поклониться женщинам, державшим на хрупких плечах фронт и тыл, сохранившим детей, исчерпавшим до дна горечь одиночества, утратившим родных и близких и выстоявшим. Поклониться моим землячкам, великим труженицам, моей маме, Ушаковой Вассе Яковлевне. Вот уж точно, мужчины – на войну, а женщины – в борону. Какая только была работа в колхозе, рассказывала мама, ту и выполняли: пахали, сеяли, молотили, метали зароды, ухаживали за животными. Даже трактора пришлось освоить.

Куда сложнее было ждать вестей с фронта. Не было ни одного дома, ни одной семьи, где бы не ждали весточки. А они были разные. У тети Кати Захаровой и тети Нюры Богдановой погибли отцы. Пришел изувеченным брат Федоры Килиной.

Всем в нашей деревне известна судьба братьев Мочаловых. Очень уважали их люди. Внешне похожи были на богатырей, а нрава спокойного, тихого. Работящие, непьющие. В ноябре 1942-го погиб Иван в Волгоградской области, в августе 1943-го – Федор в Харьковской, а в январе победного 1945-го погиб в Польше Григорий. Какой мерой измерить душевную боль родителей. Чем помочь?! Так до самой смерти и несли они печать вечной скорби. «От слез мать, Аграфена Трофимовна, ослепла, а отец, Иван Никитич, со временем согнулся, стал похож на очеп колодца-журавля, рассказывала Ирина Ефремовна Лунева, единственный живой свидетель, той эпохи, оставшийся в Сингуле.

Не знаю, сколько мужчин ушло из нашей деревни. Говорят, 50 человек, а вернулось - с горстку. Но люди верили в торжество справедливости, неотвратимость Победы и жили. Днем до чертиков в глазах работали, а вечером хотелось отвести душу – сплясать, спеть, выговориться в любовных песенных страданиях. Поэтому и звучали в клубе частушки, такие глубокие и искренние

Девочки, девчаточки,

Не будьте гордоватые,

Любите раненых солдат –

Они невиноватые.

В них – вся жизнь. Лучше всех (а в Сингуле люди поют отлично) пела и плясала моя мама. Поэтому и приглашена была в организующийся Омский хор. Но это – позже. А тогда была война. И долгожданный День Победы.

«Господи, что было в этот день, доченька!» - рассказывая, она всегда плакала. Люди рыдали, обнимались, причитали! Одни – с надеждой, другие – в исступлении».

Самым светлым для нее, да и для всех людей ее поколения, на всю жизнь остался День Победы. А сколько было радости, когда в деревне установили скромный обелиск воинам-землякам, посадили вокруг него ели. Каждая семья садила их в честь погибших родственников. Сюда люди приходили во время народных торжеств, отсюда торжественно провожали новобранцев защищать Отечество.

Национальная идея

На всю жизнь я запомнила классный час, который провела моя учительница А.А. Мочалова после поездки в город-герой Ленинград. Ее рассказ о жителях города, о мемориальных комплексах. Особенно о Пискаревском кладбище, где покоятся жертвы блокады. А еще туристическую поездку в марте 1970 года в город-герой Волгоград. Разве можно это вырвать из сердца?

Всем своим рассказом я пыталась ответить на вопрос – почему так важно растить патриотов, почему память о войне может стать той самой национальной идеей, которая объединяет народы и поколения, и почему мы должны спешить отдавать долги…

Татьяна Голубева

с. Шипуново

На снимках: труженицы тыла; три поколения сингульцев;

вот таким бравым парнем был Федор Шоршнев